1
Как на речке было,
На реке было Камышинке, Камышинке,
Как там жили-проживали
Люди вольные, свободные, свободные,
Казаченьки волжские,
Гребенские да донские, да донские.
У казаков атаманушка
Да Ермак-то Тимофеевич, Тимофеевич.
Не звонка-то труба,
Не громка речь возговорила, возговорила —
Говорил-то атаман
Сам Ермак-то Тимофеевич, Тимофеевич:
«Уж вы слушайте-ка,
Ребятушки, дайте думушку мне одумати!
Как проходит лето теплое,
Настает зима холодная, холодная,
Уж и где-то нам, ребята,
Зимушку-то долгу зимовать, зимовати?
Нам на Волге быти —
Нам на Волге всё ворами слыть, ворами слыть;
На Яик идтить нам —
На Яик-то переход велик, переход велик;
Под Казань идтить нам —
Там стоит Иван Васильевич Грозный царь.
У него-то много силушки,
Силушки той сто сорок тыщ, сто сорок тыщ.
Идтить, не идтить нам
На Иртыш-реку великую на сибирскую.
Мы возьмем-то в полон,
Возьмем в полон Тобольск-городок, славный город.
А как взямши город,
Пройдем к царю да поклонимся, воспокаемся».
2
Думайте, ребятушки, подумайте
Думу крепкую.
Как не сизые орлы
Ко соколикам солеталися —
Соезжалися мазурушки
Всё персидские,
Они старые, стародавние,
Беспачпортные,
Из тумы-то тумов мазурушки,
Чернославские, прироженые.
Соезжалися мазурушки
На высок курган,
Становилися мазурушки
Во единой круг.
Они думали-подумывали
Думу крепкую
Заединую:
«Да кому бы из нас,
Ребятушки,
Атаманом быть?
Атаманом быть,
Ребятушки,
Ярмаку-казаку,
Ярмаку-казаку
Тимофеевичу».
Ярмак-казак,
Ребятушки,
Речь возговорит:
«Да вы слухайте,
Послухайте,
Что я буду говорить!
Полно нам, ребятушки,
Пить да гулять,
Полно бражничать.
Не пора ли бы нам
Успокоиться,
На сине море нам,
Ребятушки,
Времь отправиться».
На синем-то море,
Ребятушки,
На осгрове,
Легка лодочка
Она плавала, восплавала,
Колыхалася,
К островочику прибивалася.
Не серебряная трубочка
Нам вострубила:
«Да пора нам,
Ребятушки,
Во поход идти,
Во поход и дли
Да Сибирь покорять.
А и вот нам,
Ребятушки,
Быгь повешенным.
А когда же мы,
Ребятушки,
Да Сибирь покорим,
То за это нас,
Ребятушки,
Царь простит, помиловаит,
Царь просгит нас,
Ребячушки,
Всех пожаловаит».
3
Как далече было, дале, во чистом поле,
А еще того подале — на синем море,
Как на славном море было на Каспийскием,
Вот не ясны тут соколы слеталися,
Собираемся морзорушки каспийские,
Еще стары бродяги беспашпортные,
Беспашпортные хайлы, да всё разбойнички,
Они думали тут думушку заединое:
«Да кому-де из нас, братцы, атаманом быть,
И кому из нас, удалы, есаулом слыть?
Атаманом быть Ермак сын Тимофевичу,
Есаулом слыть Никите сын Иванычу».
Атаман-то говорил, как в трубу трубил,
Есаул-то говорил, как в свирель играл:
«Еще полно ли нам, братцы, на морях стоять,
Не пора ли нам, удалы, воротитися
Как во славную во нашу мать Россиюшку?
Астрахань мы городочек с вечера пройдем,
А Царицын-то городочек на белой заре,
Мы Самаре-городочку тут поклонимся,
В Жигулевских мы горах жить остановимся».
4
Как проходит, братцы, лето теплое,
Настает, братцы, зима холодная,
И где-то мы, братцы, зимовать будем?
На Яик нам пойтить — переход велик,
А за Волгу пойтить — нам ворами слыть,
Нам ворами слыть, быть половленным,
По разным по тюрьмам порассоженным,
А мне, Ермаку, быть повешену.
Как вы думайте, братцы, да подумайте,
Меня, Ермака, вы послушайте!»
Ермак говорит, как в трубу трубит:
«Пойдемте мы, братцы, под Казань-город,
Под тем ли под городом сам царь стоит,
Грозный царь Иван Васильевич.
Он стоит, братцы, ровно три года,
И не может он, братцы, Казань-город взять.
Мы пойдемте, братцы, ему поклонимся
И под власть его ему покоримся!»
Как пришел Ермак к царю, на колена стал,
Как возговорит царь Ермаку-казаку:
«Не ты ли Ермак, воровской атаманушка?
Не ты ли разбивал бусы-корабли мои военные?»
— «Я разбивал, государь, бусы-корабли,
Бусы-корабли не орленые, не клейменые.
Отслужу я тебе, государь, службу важную:
Ты позволь мне, царь, Казань-город взять,
А возьму я Казань ровно в три часа.
Да и чем меня будешь жаловать?»
Как надел Ермак сумку старческую,
Платье ветхое, всё истасканное.
И пошел Ермак в Казань за милостынью,
Побираться, христарадничать.
Заприметил там Ермак пороховую казну,
И с тем вернулся он к товарищам.
«Ой вы братцы мои, атаманы-молодцы!
Да копайте вы ров под пороховую казну».
Скоро вырыли глубокий ров донские казаки.
Как поставил там Ермак свечу воску ярого,
Во боченок ли поставил полный с порохом,
А другую он поставил, где с царем сидел.
И сказал Ермак царю Грозному:
«Догорела свеча — я Казань возьму!»
Догорела свеча — в Казани поднялося облако.
Как крикнет Ермак донским казакам,
Донским казакам, гребенским и яиковским:
«Ой вы братцы мои, атаманы-молодцы!
Вы бегите в город Казань скорехонько,
Вы гоните из города вон всех бусурман,
Не берите вы в полон ни одной души:
Плен донским казакам не надобен!»
Ермак тремя стами казаками город взял,
Город взял он Казань и царю отдал,
Избавил Ермак войско царское от урона.
За то царь пожаловал Ермака князем
И наградил его медалью именною,
Да подарил Ермаку славный тихий Дон
Со всеми его речками и проточками.
Как возговорит Ермак донским казакам:
«Пойдемте, братцы, на тихий Дон, покаемся,
Неженатые, братцы, все поженимся!»
5
Как на славных на степях было саратовских,
Что пониже было города Саратова,
А повыше было города Камышина,
Собирались казаки-други, люди вольные,
Собирались они, братцы, во единый круг,
Как донские, гребенские и яицкие.
Атаман у них — Ермак сын Тимофеевич,
Есаул у них — Асташка сын Лаврентьевич.
Они думали думушку всё единую:
«Уж как лето проходит, лето теплое,
А зима настает, братцы, холодная,
Как и где-то нам, братцы, зимовать будет?
На Яик нам идтить — да переход велик,
Да на Волге ходить нам — всё ворами слыть,
Под Казань-град идтить — да там царь стоит,
Как Грозной-то царь Иван Васильевич,
У него там силы много-множество;
Да тебе, Ермаку, быть там повешену,
А нам, казакам, быть переловленным
Да по крепким по тюрьмам порассоженным».
Как не золотая трубушка вострубила,
Не серебряная речь громко возговорит —
Речь возговорит Ермак сын Тимофеевич:
«Гей, вы думайте, братцы, вы подумайте
И меня, Ермака, братцы, послушайте.
Зазимуем мы, братцы, всё в Астрахани,
А зимою мы, братцы, поисправимся.
А как вскроется весна красная,
Мы тогда-то, други-братцы, во поход пойдем.
Мы заслужим пред Грозным царем вину свою:
Как гуляли мы, братцы, по синю морю,
Да по синему морю по Хвалынскому,
Разбивали мы, братцы, бусы-корабли,
Как и те-то корабли, братцы, не орленые,
Мы убили посланничка всё царского,
Как того-то ведь посланничка персидского».
Как во славном было городе во Астрахани,
На широкой на ровной было площади,
Собирались казаки-други во единый круг,
Они думали думу крепкую,
Да и крепкую думушку единую:
«Как зима-то проходит всё холодная,
Как и лето настанет, братцы, лето теплое,
Да пора уж нам, братцы, в поход идтить».
Речь возговорит Ермак Тимофеевич:
«Ой вы гой еси, братцы атаманы-молодцы!
Эй вы делайте лодочки-коломенки,
Забивайте вы кочета еловые,
Накладайте бабаечки сосновые,
Мы поедемте, братцы, с божьей помочью,
Мы пригрянемте, братцы, вверх по Волге по реке,
Перейдемте мы, братцы, горы крутые,
Доберемся мы до царства бусорманского,
Завоюем мы царство Сибирское,
Покорим его мы, братцы, царю белому,
А царя-то Кучума во полон возьмем.
И за то-то государь-царь нас пожалует.
Я тогда-то пойду сам ко белу царю,
Я надену тогда шубу соболиную,
Я возьму кунью шапочку под мышечку,
Принесу я царю белому повинную:
"Ой ты гой еси, надежа православный царь!
Не вели меня казнить, да вели речь говорить.
Как и я-то, Ермак сын Тимофеевич,
Как и я-то, воровской донской атаманушка,
Как и я-то гулял ведь по синю морю,
Что по синю морю по Хвалынскому,
Как и я-то разбивал ведь бусы-корабли,
Как и те-то корабли всё не орленые.
А теперича, надежа православный царь,
Приношу тебе буйную головушку
И с буйной головой царство Сибирское".
Речь возговорит надежа православный царь,
Как и Грозный-то царь Иван Васильевич:
"Ой ты гой еси, Ермак сын Тимофеевич,
Ой ты гой еси, войсковой донской атаманушка!
Я прощаю тебя да и со войском твоим,
Я прощаю тебя да за твою службу,
За твою-то ли службу мне за верную,
И я жалую, Ермак, славный тихий Дон"».
6
На славной Волге-реке,
На верхней изголове,
На Бузане-острове,
На крутом красном берегу,
На желтых рассыпных песках
А стояли беседы,
Что беседы дубовые,
Исподернуты бархатом.
Во беседочках тут сидели
Атаманы казачие —
Ермак Тимофеевич,
Самбур Андреевич,
Анофрей Степанович.
Они думушку думали заединое
Как про дело ратное,
Про добычу казачею.
Что есаул ходит по кругу
По донскому, яицкому,
Есаул кричит голосом
Во всю буйну голову:
«А и вы гой еси, братцы,
Атаманы казачие!
У нас кто на море не бывал,
Морской волны не видал,
Не видал дела ратного,
Человека кровавого —
От желанья те богу не маливались;
Останьтеся таковы молодцы
На Бузане-острове!»
И садилися молодцы
Во свои струги легкие,
Они грянули, молодцы,
Вниз по матушке Волге-реке,
По протоке по Ахтубе.
А не ярые гоголи
На сине море выплыли —
Выгребали тут казаки
Середи моря синего,
Против Матицы-острова
Легки струги выдергивали
И веселочки разбрасавали,
Майданы расставливали,
Ковры раздергивали,
Ковры те сорочинские,
И беседы дубовые,
Подернуты бархатом;
А играли казаки
Золотыми тавлеями,
Дорогими вальящетыми.
Посмотрят казаки
Они на море синее —
От того зеленого —
От дуба крековистого
Как бы бель забелелася,
Будто чернь зачернелася —
Забелелися на кораблях
Парусы полотняные,
И зачернелися на море
Тут двенадцать кораблей:
А бегут тут по морю
Славны гости турецкие
Со товары заморскими.
А увидели казаки
Те корабли червленые,
И бросалися казаки
На свои струга легкие,
А хватали казаки
Оружье долгомерное
И три пушечки медные,
Напущалися казаки
На двенадцать кораблей:
В три пушечки гунули,
А ружьем вдруг грянули.
Турки, гости богатые,
На кораблях от того испужалися,
В сине море металися,
А те товары заморские
Казакам доставалися,
А и двенадцать кораблей.
А на тех кораблях
Одна не пужалася
Душа красна девица,
Молода Урзамовна,
Мурзы дочи турского.
Что сговорит девица:
«Не троньте мене, казаки,
Не губите моей красоты,
А и вы везите мене, казаки,
К сильну царству Московскому,
Государству Российскому,
Приведите, казаки,
Мене в веру крещеную».
Не тронули казаки
Душу красну девицу
И посадили во свои струги легкие.
А и будут казаки На протоке на Ахтубе,
И стали казаки
На крутом красном бережку,
Майданы расставливали,
Майданы те терские,
Ковры сорочинские,
А беседы расставливали,
А беседы дубовые,
Подернуты бархатом,
А столы дорог рыбей зуб.
А и кушали казаки
Тут они кушанье разное
И пили питья медяные,
Питья все заморские.
И будут казаки
На великих на радостях
Со добычи казачия.
Караулы ставили,
Караулы крепкие, отхожие,
Сверху матки Волги-реки,
И снизу таковые ж стоят.
Запилися молодцы
А все они до единого.
А втапоры и во то время
На другой стороне
Становился стоять
Персидской посол
Коромышев Семен Костянтинович
Со своими солдаты и матрозами.
Казаки были пьяные, а солдаты не со всем умом; напущалися на них дратися ради
корысти своея. Ведал ли, не ведал о том персидский посол, как у них драка
сочинилася. В той было драке персидского посла сол¬дат пятьдесят человек, тex
казаки прибили до смерти, только едва осталися три человека, которыя могли
убе¬жать на корабль к своему послу сказывати. Не разо¬брал того дела персидский
посол, о чем у них драка со¬чинилася, послал он сто человек всю ту правду
расспрашивати.
И тем солдатам показалося,
Что те люди стоят недобрые,
Зачали с казаками дратися.
Втапоры говорил им большой атаман
Ермак Тимофеевич:
«Гой вы еси, солдаты хорошие,
Слуги царя верные!
Почто с нами деретеся?
Корысть ли от нас получите?»
Тут солдаты безумные
На его слова не сдавалися
И зачали дратися
Боем-то смертныем,
Что дракою некорыстною.
Втапоры доложился о том
Большой есаул Стафей Лаврентьевич:
«Гой вы еси, атаманы казачи!
Что нам с ними делати?
Солдаты упрямые,
Лезут к нам с дракою в глаза!»
И на те его слова
Большой атаман
Ермак Тимофеевич
Приказал их до смерти бити
И бросати в матку Волгу-реку.
Зачали казаки с ними дратися
И прибили их всех до смерти.
Только из них един ушел капрал островской и, при¬бежавши на свой корабль к послу
персидскому Семену Костянтиновичу Коромышеву, стал обо всем ему рассказавати,
кака у них с казаками драка была И тот персидской посол не размышлил ничего,
подымался он со всею гвардию своею на тех донских казаков. Втапо¬ры ж подымалися
атаманы казачие — Ермак Тимо¬феевич, Самбур Андреевич и Анофрей Степанович. И
стала у них драка великая и побоища смертное. А атаманы казачие сами они не
дралися, только споим казакам цыкнули — и прибили всех солдат до смерти, ушло
ли, не ушло с десяток человек.
И в той же драке убили
Самого посла персидского
Семена Констянтиновича Коромышева.
Втапоры казаки
Все животы посла персидского
Взяли себе, платье цветное
Клали в гору Змеевую.
Пошли они, казаки,
По протоке по Ахтубе,
Вниз по матушке Волге-реке.
А и будут казаки
У царства Астраханского.
Называется тут Ермак со дружиною
Купцами заморскими.
А явили в таможне товары разные
И с тех товаров платили пошлину
В казну государеву
И теми своими товарами
Торговали без запрещения.
Тем старина и кончилась.
7
Во славном понизовом городе Астрахани,
Против пристани матки Волги-реки
Соходилися тут удалы добры молодцы,
Донские славны атаманы казачие —
Ермак Тимофеевич,
Самбур Андреевич и Анофрей Степанович.
И стали они во единой круг,
Как думати думушку заединое,
Со крепка ума, с полна разума.
Атаман говорил донским казакам,
По именю Ермак Тимофеевич:
«Ай вы гой еси, братцы атаманы казачие!
Не корыстна у нас шутка зашучена:
Гуляли мы по морю синему
И стояли на протоке на Ахтубе,
Убили мы посла персидского
Со всеми его солдатами и матросами,
И всем животом его покорыстовались;
И как нам на то будет ответствовать?
В Астрахани жить нельзя,
На Волге жить — ворами слыть,
На Яик идти — переход велик,
В Казань идти — Грозен царь стоит,
Грозен царь-осударь Иван Васильевич;
В Москву идти — перехватанным быть,
По разным городам разосланным
И по темным тюрьмам рассаженным.
Пойдемте мы в Усолья ко Строгоновым,
Ко тому Григорью Григорьевичу,
К тем господам к Вороновым;
Возьмем мы много свинцу, пороху
И запасу хлебного».
И будут они в Усолье у Строганова, взяли запасы хлебные, много свинцу, пороху, и
пошли вверх по Чусовой-реке, где бы Ермаку зима зимовать. И нашли они пещеру
каменну на той Чусовой-реке, на висячем большом каменю; и зашли они сверх того
каменю, опущалися в ту пе¬щеру казаки, не много не мало — двести человек, а
кото¬рые остались люди похужея, на другой стороне в такую ж они пещеру
убиралися. И тут им было хорошо зима зимо¬вать. Та зима проходит, весна настает;
где Ермаку путя искать? Путя ему искать по Серебряной реке. Стал Ермак убиратися
со своими товарищами; по Серебряной пошли, до Жаровля дошли, оставили они тут
лодки-коломенки; на той Баранченской переволоке одну тащили, да надселися, там
ее покинули. И в то время увидели Баранчу-реку, обра¬довались, поделали боты
сосновые и лодки-набойницы; по¬плыли по той Баранче-реке, и скоро они выплыли на
Тагиль-реку; у того Медведя-камня у Магницкого — горы становилися, а на другой
стороне была у них плотбища, делали большие коломенки, чтоб можно им совсем
убратися. Жили они тут, казаки, с весны до Троицева дни, и были у них про¬мыслы
рыбные, тем они и кормилися; и как им путь надлежал, совсем в коломенки
убиралися и поплыли по Тагиль-реке; а и выплыли на Туру-реку и поплыли по той
Туре-реке в Епанчу-реку, и тут они жили до Петрова дни, еще они тут управлялися,
поделали людей соломенных и нашили на них платье цветное; было у Ермака дружины
триста человек, а стало уже со теми больше тысячи. Поплыли по Тоболь-реке, в
Мяденски юрты приплыли, тут они князька полонили небольшого, дабы показал им
путь по Тоболь-реке. Во тех устьях тобольскиих на изголове становилися, и
собиралися во единый круг, и думали думушку крепку заедино: как бы им приплыть к
горе Тобольской той? Сам он, Ермак, пошел устьем верхнием, Самбур Андреевич
устьем среднием, Анофрей Степанович устьем нижнием, которая устья впала против
самой горы Тобольс(к)ия. И выплыли два атаманы казачие, Самбур Андреевич и
Анофрей Степанович, со своими товарыщами на Иртыш-реку, под саму высоку гору
Тобольскую. И тут у них стала баталия великая со теми татары котовскими; татара
в них бьют со крутой горы, стрелы летят, как часты дожды, а казакам взять не
можно их. И была бата¬лия целой день, прибили казаки тех татар немало число. И
тому татары дивовалися, каковы русски люди крепкие, что ни едино убить не могут
их: каленых стрел в них, как в сно¬пики, налеплено, только казаки всё невредимы
стоят, и тому татары дивуются наипаче того. В то же время пришел атаман Ермак
Тимофеевич со своею дружиною тою лукою Соуксанскою, дошел до устья Сибирки-реки
и в то время полонил Кучума — царя татарского, а первого князька пойманого
от¬пустил со известием ко тем татарам котовскием, чтобы они в драке с казаками
помирилися: уж-де царя вашего во полон взяли тем атаманом Ермаком Тимофеевым. И
таковы слова услыша, татары сокротилися и пошли к нему, Ермаку, с по¬дарочками,
понесли казну соболиную и бурых лисиц сибирскиих; и принимал Ермак у них, не
отсылаючи; а на место Кучума-царю утвердил Сабанака-татарина и дал ему
полномочие владеть ими. И жил там Ермак с Покрова до зимнего Николина дня.
Втапоры Ермак шил шубы соболиные, нахтармами вместе сшивал, а теплые мехи на
верх обоих сторон; та¬ковы ж манером и шапки шил. И убравши Ермак со всемя
казаки, отъезжал в каменну Москву, ко Грозному царю Ива¬ну Васильевичу. И как
будет Ермак в каменной Москве, на канун праздника Христова дня, втапоры подкупил
в Москве большого боярина Никиту Романовича, чтобы доложил об нем царю Грозному.
На самой праздник Христов день, как изволил царь-государь идти от заутрени,
втапоры доложил об них Никита Романович: что-де атаманы казачие, Ермак
Тимофеевич с товарыщи, к твоему царскому величеству с повинностью пришли и стоят
на Красной площади, и тогда царь-государь тотчас велел пред себя привести того
атамана Ермака Тимофеева, со темя его товарыщи; тотчас их ко ца¬рю представили в
тех шубах соболиныих. И тому царь удив¬ляется; и не стал больше спрашивати,
велел их разослать по фатерам до того часу, когда спросятся. Втапоры царю
празд¬ник радошен был, и было пирование нечестное на великих на радостях, что
полонил Ермак Кучума — царя татарского, и вся сила покорилася тому царю
Грозному, царю Ивану Васильевичу. И по прошествии того праздника приказал
царь-государь того Ермака пред себя привести; тотчас их собрали и ко царю
представили. Вопрошает тут их царь-государь: «Гой ты еси, Ермак Тимофеев сын!
Где ты бывал, сколько по воле гулял и напрасных душ губил, и каким слу¬чаем
татарского Кучума-царя полонил и всю его татарскую силу под мою власть покорил?»
Втапоры Ермак пред Гроз¬ным царем на колени пал и письменное известие обо всем
своем похождении подавал, и при том говорил таковые слова: «Гой еси, вольной
царь, царь Иван Васильевич! Приношу тебе, осударь, повинность свою, гуляли мы,
казаки, по морю синему и стояли на протоке на Ахтубе; и в то время годилося мимо
идти послу персидскому Коромышеву Семену Костянтиновичу со своими солдаты и
матросами, и они напа¬ли на нас своею волею, и хотели от нас поживитися, казаки
наши пьяные были, а солдаты упрямые, и тут персидского посла устукали со теми
его солдаты и матросами». И на то царь-государь не прогневался, но и паче
умилосердился, приказал Ермака пожаловати. И посылал его в ту сторону Сибирскую
ко тем татарам котовскиим, брать с них дани-выходы в казну государеву. И по тому
приказу государеву поехали Ермак Тимофеевич со своими казаками в ту сторону
Сибирскую. И будет он у тех татар котовскиех, стал он их наибольше под власть
государеву покоряти, дани-выходы без опущения выбирати. И год, другой тому
времени поизойдучи, то татары збунтовалися, на Ермака Тимофеева напущалися на
той большой Енисее-реке. Втапоры у Ермака были казаки разосланы по разным
дальным странам, а при нем только было казаков на дву коломенках. И билися,
дралися с татарами время немалое. И для помощи своих товарыщев он, Ермак,
похотел перескочити на другую свою коломенку, и ступил на переходню обманчивую,
правою ногою посколь¬знулся он — и та переходня с конца верхнего подымалася и на
его опущалася, расшибла ему буйну голову и бросила его в тое Енисею, быстру
реку. Тут Ермаку такова смерть случилась.
8
Ой на степе, степе, да
На дикой-то степе да на саратовой,
Там стоял-то, стоял на дикой-то степе
Тонкий белый шатер.
Ой как никто к нему, да
Кы белому шатру, не приезживал,
Да ни конного, да ни пешего
Следу не... следу не было.
Ой как приехали да
Кы белому-то шатру да князья крымские,
Князья крымские кы белому-то шатру,
Межгородские.
Ой как еще бывал да
Кы белому-то шатру Ицламбер-то мурза,
Он приехал к шатру, Ицламбер-то мурза,
На добром-то коне,
Ой на добром коне, да
Ицламбер-то мурза, сивогривеньком.
Он приехал, мурза, кы белому шатру,
Стал с коня слезать;
Ой он слезает с коня, да
Ицламбер-то мурза, стал привязывать,
Он привязывал, Ицламбер-то мурза,
Никому не сказывал.
Ой как и входит он, да
Ицламбер-то мурза, вы белой-то шатер,
Он и черную, да Ицламбер-то мурза,
Шляпу скидывал,
А он со всеми князьями,
Сы боярами сам поздраствался,
Как с одним-то бы он с казаком Ермаком
Не здоровкался.
Ай как и тут казак, да
Что старик-то Ермак, он рассердился,
Он рассердился, да что казак-то Ермак,
Сам разгневался,
А он встает, встает,
Наш казак-то Ермак, сы постелюшки:
«Ой и что-й-то у нас за невежишша,
За диковина?
А что и входит в шатер
Да со всеми людьми всё здоровкается,
Как с одним-то бы он с казаком Ермаком
Да не здравствуется!»
Ай вот и взял Ермак-то
Ицламбер-мурзу за головушку,
Да срубал-то ему наш казак-то Ермак
Буйну голову.
9
По край моря синего,
На усть Дону тихого
Построилась башенка,
Башенка высокая.
На этой на башенке,
На самой на маковке
Стоял часовой казак,
Стоял приумаялся,
С часов долго не сменяючись.
Немножко помешкавши,
С караула казак бежит,
Бежит — спотыкается,
Говорит — задыхается:
«Родимый наш батюшка
Ермак Тимофеевич!
У нас на синем море
Несчастье случилося:
Не бель забелелася,
Не чернь зачернелася —
Это зачернелися
Корабли турецкие,
Это забелелися
Паруса их белые».
— «Не бойтесь, ребятушки,
Донские мои казаченьки,
Берите бабаечки,
Садитеся во лодочки,
Поезжайте в синё море,
Скоро распроведайте,
Чем эти кораблички
Они нагруженные».
Они нагруженные
Разными товарами.
10
Как у нас было на тихом Дону, да на том на Ивановиче,
Живут ли, слывут люди вольные, они всё казаки донские.
Как поставили казаки они крепостцу,
Как и крепостцу будто новую,
По углам ее стоят башенки,
Как на тех было на башенках,
Да и сверху на маковках,
Караулы поставлены, часовые расставлены.
Не задолгим помешкавши, пищаль турки ударила,
Через два часа мешкавши, еще одна прогрянула,
Через три часа мешкавши, с караула казак бежит,
Он бежит — спотыкается, говорит — захлинается:
«Ох ты батюшка, батюшка, ты донской атаманушка
Ермак сын Тимофеевич!
Как у нас было на море
Не черным зачернелося, не белым забелелося —
Зачернелися на море все турецкие корабли,
Забелелися на море все брезентовые парусы».
Как и тут-то возговорит Ермак сын Тимофеевич:
«Ох вы казаки, казаки, вы садитеся в легкие лодочки,
Берите вы бабаечки еловые, догоняйте вы корабли турецкие,
Вы снимайте с турок головы, забирайте злато-серебро,
Забирайте же вы невольничков, провожайте их на святую Русь».
11
А и по край было моря синего,
Что на устье Дону-то тихого,
На крутом красном бережку,
На желтых рассыпных песках,
А стоит крепкой Азов-город
Со стеною белокаменною,
Земляными раскатами,
И ровами глубокими,
И со башнями караульными.
Середи Азова-города
Стоит темная темница,
А злодейка земляная тюрьма.
И во той было темной темницы
Что двери были железные,
А замок был в три пуда,
А пробои были булатные,
Как засовы были медные.
Что во той темной темницы
Засажон сидит донской казак,
Донской казак
Ермак Тимофеевич.
Мимо той да темной темницы
Лучилося царю идти,
Самому царю тому турецкому
Салтану Салтановичу.
А кричит донской казак
Ермак Тимофеевич:
«А ты гой еси, турецкой царь
Салтан Салтанович!
Прикажи ты меня поить-кормить,
Либо казнить, либо на волю пустить!»
Постоялся турецкой царь Салтан Салтанович:
«А мурзы вы улановья!
А вы сгаркайте из темницы
Того тюремного старосту».
А и мурзы-улановья
Металися через голову,
Привели его улановья
Они старосту тюремного;
И стал он, турецкой царь,
У тюремного старосты спрашивать:
«Еще что за человек сидит?»
Ему староста рассказывает:
«А и ты гой еси, турецкой царь
Салтан Салтанович!
Что сидит у нас донской казак
Ермак Тимофеевич».
И приказал скоро турецкой царь:
«Вы мурзы-улановья,
Ведите донского казака
Ко палатам моим царскиим!»
Еще втапоры турецкой царь
Напоил, накормил доброго молодца
И тожно стал его спрашивати:
«А ты гой еси, донской казак!
Еще как ты к нам в Азов попал?»
Рассказал ему донской казак:
«А и я послан из каменной Москвы
К тебе, царю, в Азов-город,
А и послан был скорым послом
И гостиницы дорогие к тебе вез,
А на заставах твоих меня всего ограбили,
И мурзы-улановья моих товарищей
Рассадили, добрых молодцов,
И по разным темным темницам».
Еще втапоры турецкой царь
Приказал мурзы-улановьям
Собрать добрых молодцов
Ермаковых товарищев.
О(т)пущает добрых молодцов
Ермака в каменну Москву,
Снарядил доброго молодца
Ермака Тимофеевича,
Наградил златом-серебром,
Еще питьями заморскими.
Отлучился донской казак
От Азова-города,
Загулялся донской казак
По матушке Волге-реке,
Не явился в каменну Москву.