Кострюк

1
В годы прежние,
Времена первоначальные,
При бывшем вольном царе
При Иване Васильевиче,
Когда холост был государь,
Царь Иван Васильевич,
Поизволил он женитися.
Берет он, царь-государь,
Не у себя в каменной Москве,
А берет он, царь-государь,
В той Золотой Орде,
У того Темрюка-царя,
У Темрюка Степановича,
Он Марью Темрюковну,
Сестру Мастрюкову,
Купаву крымскую,
Царицу благоверную.
А и царского поезду
Полторы было тысячи:
Князи-бояра, могучие богатыри,
Пятьсот донских казаков,
Что ни лутчих добрых молодцов.
Здравствует царь-государь
Через реки быстрые,
Через грязи смоленские,
Через лесы брынские,
Он здравствует, царь-государь,
В той Золотой Орде,
У того Темрюка-царя,
У Темрюка Степановича.
Он понял, царь-государь,
Царицу благоверную
Марью Темрюковну,
Сестру Мастрюкову,
И взял в провожатые за ней
Триста татаринов,
Четыреста бухаринов,
Пятьсот черкашенинов
И любимого шурина
Мастрюка Темрюковича,
Молодого черкашенина.
Уж царского поезду
Без малого три тысячи,
Везут золоту казну
Ко царю в каменну Москву.
Переехал царь-государь
Он реки быстрые,
Грязи смоленские
И лесы брынские,
Он здравствует, царь-государь,
У себя в каменной Москве,
Во палатах белокаменных,
В возлюбленной крестовой своей:
Пир навеселе,
Повел столы на радостех.
И все ли князи-бояра,
Могучие богатыри
И гости званые,
Пятьсот донских казаков
Пьют, едят, потешаются,
Зелено вино кушают,
Белу лебедь рушают.
А един не пьет да не ест
Царской гость дорогой,
Мастрюк Темрюкович,
Молодой черкашенин
И зачем хлеба-соли не ест,
Зелена вина не кушает,
Белу лебедь не рушает?
У себя на уме держит:
Изошел он семь городов,
Поборол он семьдесят борцов
И по себе борца не нашел;
И только он думает —
Ему вера поборотися есть
У царя в каменной Москве,
Хочет царя потешити
Со царицею благоверною
Марьею Темрюковною,
Он хочет Москву загонять,
Сильно царство Московское.
Никита Романович
Об том царю доложил,
Царю Ивану Васильевичу:
«А и гой еси, царь-государь,
Царь Иван Васильевич!
Все князи-бояра,
Могучие богатыри
Пьют, едят, потешаются
На великих на радостех.
Один не пьет, не ест
Твой царской гость дорогой,
Мастрюк Темрюкович,
Молодой черкашенин,
У себя он на уме держит —
Вера поборотися есть,
Твое царское величество потешити
Со царицею благоверною».
Говорит тут царь-государь,
Царь Иван Васильевич:
«Ты садися, Никита Романович,
На добра коня,
Побеги по всей Москве,
По широким улицам
И по частым переулочкам».
Он будет, дядюшка
Никита Романович,
Середь Урья Повольского,
Слободы Александровы,—
Два братца родимые
По базару похаживают,
А и бороды бритые,
Усы торженые,
А платья саксонское,
Сапоги с рострубами,
Об ручку ту дядюшке челом:
«А и гой оси ты, дядюшка
Никита Романович!
Кого ты спрашиваешь?
Мы борцы в Москве похваленые,
Молодцы поученые, славные».
Никита Романович
Привел борцов ко дворцу,
Говорили тут борцы-молодцы:
«Ты Никита Романович,
Ты изволь об том царю доложить
Сметь ли нага спустить
С царским шурином
И сметь ли его побороть?»
Пошел он, Никита Романович,
Об том царю доложил,
Что привел борцов ко дворцу.
Злата труба протрубила
Во палате белокаменной,
Говорил тут царь-государь,
Царь Иван Васильевич:
«Ты Никита Романович,
Веди борцов на двор,
На дворец государевой,
Борцов ученыех,
Молодцов похваленыех,
И в том им приказ отдавай:
Кто бы Мастрюка поборол,
Царского шурина,
Платья бы с плеч снял
Да нагого с круга спустил,
А нагого, как мать родила,
А и мать на свет пустила».
Послышал Мастрюк борцов,
Скачет прямо Мастрюк
Из места большего,
Из угла переднего,
Через столы белодубовы,
Через ества сахарные,
Чрез питья медяные;
Левой ногой задел
За столы белодубовы,
Повалил он тридцать столов
Да прибил триста гостей:
Живы, да негодны,
На карачках ползают,
По палате белокаменной —
То похвальба Мастрюку,
Мастрюку Темрюковичу.
Выбежал тут Мастрюк
На крылечко красное,
Кричит во всю голову,
Чтобы слышал царь-государь:
«А свет ты вольной царь,
Царь Иван Васильевич!
Что у тебя в Москве
За похвальные молодцы,
Поученые, славные?
На ладонь их посажу,
Другой рукою раздавлю!»
С борцами сходится
Мастрюк Темрюкович,
Борьба его ученая,
Борьба черкасская,
Колесом он бороться пошел.
А и малой выступается
Мишка Борисович,
Смотрит царь-государь,
Что кому будет божья помочь,
И смотрят их борьбу князи-бояра
И могучие богатыри,
Пятьсот донских казаков.
А и Мишка Борисович
С носка бросил о землю
Он царского шурина,
Похвалил его царь-государь:
«Исполать тебе, молодцу,
Что чисто борешься!»
А и Мишка к стороне пошел,—
Ему полно боротися.
А Потанька бороться пошел,
Костылем попирается,
Сам вперед подвигается,
К Мастрюку приближается.
Смотрит царь-государь,
Что кому будет божья помочь.
Потанька справился,
За плеча сграбился,
Согнет корчагою,
Воздымал выше головы своей,
Опустил о сыру землю.
Мастрюк без памяти лежит,
Не слыхал, как платья сняли.
Был Мастрюк во всем,
Стал Мастрюк ни в чем,
Ожерелья в пятьсот рублев
Без единыя денежки,
А платья саксонского
Снял на три тысячи;
Со стыду и сорому
Окарачках под крылец ползет.
Как бы бела лебедушка
По заре она прокликала,
Говорила царица царю,
Марья Темрюковна:
«Свет ты вольной царь
Иван Васильевич!
Такова у тебя честь добра
До любимого шурина?
А детина наругается,
Что детина деревенской,
Почто он платья снимает?»
Говорил тут царь-государь:
«Гой еси ты, царица во Москве
Да ты Марья Темрюковна!
А не то у меня честь во Москве,
Что татары те борются,—
То-то честь в Москве,
Что русак тешится!
Хотя бы ему голову сломил,
Да любил бы я, пожаловал
Двух братцов родимыех,
Двух удалых Борисовичев».

2
У нас то было на святой Русе,
На святой Русе, в каменной Москве,
Был-жил царь тут Иван Васильевич.
Поизволил царь Иван Васильевич женитися
Во дальней земле во литовской,
У того ли короля у литовского,
На дочери его на Марье Демрюковне.
Собирал он свою силу могучую,
Посылал во землю во литовскую.
Походит сила во землю во литовскую,
Отбирает сила Марью Демрюковну,
На придаток берет триста татаровей.
Поезжал Кастрюк-Мастрюк,
Поезжал Демрюков сын,
Молодой черкашенин
Приезжали ребята в каменну Москву,
Заводил ли царь Иван Васильевич
Про шурина почестный пир,
Про Кастрюка-Мастрюка сына Демрюкова.
Кастрюк-Мастрюк за столом сидит,
Хлеба с солью не ест, пива с медом не пьет,
Зелена вина не кушает,
Белой лебеди не рушает,
На кого лихо думает.
Говорит царь Иван Васильевич:
«Ой ты гой еси, Кастрюк-Мастрюк,
Ой ты гой еси, Демрюков сын,
Молодой черкашенин!
Ты зачем хлеба с солью не ешь,
Ты зачем пива с медом не пьешь,
Зелена вина не кушаешь,
Белой лебеди не рушаешь?
На кого лихо думаешь?»
Отвечает Кастрюк-Мастрюк:
«Грозен царь Иван Васильевич!
А затем хлеба с солью не ем,
А затем пива с медом не пью,
Зелена вина не кушаю,
Белой лебеди не рушаю,—
На тебя лихо думаю.
Я хочу у тебя, царя, спрашивати,
Есть ли у тебя в каменной Москве
Таковы умельны борцы
С Кастрюком поборотися,
С Мастрюком по-татарскому,
Со царевым со шурином?»
Говорит царь Иван Васильевич:
«Ой ты гой еси, дядюшка,
Свет Никита Романович!
Да поди-ко ты, дядюшка,
На крылечко на красное,
Стань на сер на горюч камень,
Закричи-ко ты, дядюшка,
Во всю буйну голову,
Чтоб учули в каменной Москве.
Борца ты спрашивай,
Борец нам надобно
С Кастрюком поборотися,
С Мастрюком по-татарскому,
С моим со шурином».
Походит дядюшка,
Свет Никита Романович,
На крылечко на красное,
Привздымался дядюшка
На сер на горюч камень,
Закричал дядюшка
Во всю буйну голову,
Чтоб учули в каменной Москве.
Из избёнышка маленького,
Из дворёнушка худенького
Бежат два молодчика —
Васенька маленький
Да Потанюшко хроменький.
Бежат они, ребятушки,
Ко дворцу государеву,
Ко крылечку ко красному,
Говорит тут Васенька,
Говорит маленький:
«Ах ты гой еси, дядюшко,
Свет Никита Романович!
Что, дядя, надобно,
Чего, дядя, спрашиваешь?»
— «Ой ты гой еси, Васенька,
Ой ты гой еси, маленький!
Борец нам надобно
С Кастрюком поборотися,
С Мастрюком по-татарскому,
Со царевым со шурином».
— «Никита Романович!
Каково с ним боротися?
Он ведь шурин царев:
Надо — царь вины не положил».
Отвечает дядюшка,
Свет Никита Романович:
«Лишь бы как бог пособил,
Не будет вина на тебе!»
Сказали Кастрюку за столом,
Сказали Мастрюку за столом:
«На улице борец у царя!»
Кастрюк из застолья вскочил,
Побежал он на улицу,
Побежал он боротися,
Скамью ногой поткнул.
Говорит ему сестрица
Марья Демрюковна:
«Ой ты гой еси, брателко,
Ой ты гой, Кастрюк-Мастрюк,
Ой ты гой, Демрюков сын,
Молодой черкашенин!
Не ходи ты боротися:
Тебе перво несчастьице —
Ты не ладно за скамью скочил,
Скамью ногой поткнул».
Не воймует Кастрюк-Мастрюк,
Побежал он на улицу,
Побежал он боротися.
Тут Васенька похаживает,
Маленький погуливает:
«Ой ты гой, Кастрюк-Мастрюк,
Ой ты гой, Демрюков сын,
Молодой черкашенин!
Мы как станем боротися:
На свои буйны головы
Иль на платье цветное?»
Говорит Кастрюк-Мастрюк:
«Мы станем боротися
На свои буйны головы!»
Говорит ему Васенька:
«Не хочу с тобой боротися
Через буйные головы:
Ты ведь шурин царев,
Надо — царь вины не положил.
Станем боротися
Через платье цветное:
Кому бы кого одолить,
До нитки платье снять,
Того ли на срам спустить».
Васька Кастрюка прихватил,
Васька Кастрюка о землю бросил,
К земле Васька коленцем прижал,
До нитки с Кастрюка платье обрал,
Нагого на срам спустил.
Побежал Кастрюк-Мастрюк
Ко дворцу государеву,
От срама он, горе, прикрывается,
Бежит ему встрету сестрица,
Несет платье цветное.
Кастрюк оболокается,
Из Москвы вон сряжается:
«Царь Иван Васильевич!
У нас этак не водится,
У нас угак не борятся:
Кому бы кого одолить,
До нитки бы платье снять,
Да того на срам спустить,
Честным людям на посмешище!»
Говорит Грозный царь,
Царь Иван Васильевич:
«Не сердись, Кастрюк-Мастрюк,
То не мною приказано,
Приказал то дядюшка,
Свет Никита Романович».
— «Спасибо те, зятюшко,
Царь Иван Васильевич,
На твоей каменной Москве!
Да не дай бог мне больше бывать
Во твоей каменной Москве,
А не то бы мне, да и детям моим!»

3
При нынешних при царях,
При досюлешних королях
Царица-то крымская,
Упала татарская
У царя сдоложилася,
А с Кострюком подумилася,
С молодым сговорилася
Ехать во землю во русскую,
В сильно царство Московское
Отведать сила богатырская,
Плечо молодецкое.
И снарядились и поехали.
До Москвы не доедучи,
Середи поля чистого,
Середи луга зеленого
Шатры раздернули
Белополотняные,
Столы расставили
Белодубовые.
И пишет ярлык скорописчатый,
Посылает посла в каменну Москву:
«Ай же ты молодой посол!
Нейдь прямо воротами,
А идь чрез стену городовую
Прямо на царский двор
Ко крылечку переному,
Ко столбу ко точеному,
Ко колечку золоченому,
Прикуивай-привязывай
Своего коня доброго,
А поди в палату белокаменну,
Во гривню столовую,
Бела лица не крести,
А государю челом не бей,
А грамоту посольную
Положи на дубовый стол,
Говори царю не с укладкою,
Говори со прикладкою:
"Ай же ты Грозный царь
Иван Васильевич!
Вот тебе грамота посольная
От Кострюка сына Кострюкова.
Чисти улки с приулками,
Дворы с придворками,
Конюшни опоражнивай,
И дворы разглаживай,
И питья размеривай,
Ества налаживай,
Ества сахарние,
Питья медвяные;
И вываживай-налаживай
Красных девушек толпицами,
Молодушек станицами
И удалых добрых молодцев ширинками.
Едет Кострюк Кострюков сын,
Молодой черкашенин,
С царицею крымскою,
С упалой татарскою,
Едет в Москву поборотися,
Отведать сила богатырская,
Плечо молодецкое:
Тридцать орд воевал,
Тридцать борцов борол,
Не мог отведать силы богатырскоей,
Плеча молодецкого.
А не дашь ему борчика,
Удала добра молодца,—
Всё царство твое припленит
И головней покатит,
А тебя, царя, в полон возьмет"».
И поехал молодой посол,
Татарин нечистыий,
Татарин поганыий,
В землю во русскую,
В сильно царство Московское.
Не ехал он воротами,
Ехал прямо чрез стену городовую,
Заехал он на царский двор
Ко крылечку переному,
Ко столбу ко точеному,
Колечку золоченому,
Прикуивал-привязывал
Своего коня доброго,
Идет в палату белокаменну,
Во гривню столовую,
Бела лица не крестит,
А государю челом не бьет,
Кладывает грамоту посольную
На дубовый стол
И говорит царю не с укладкою,
Говорит со прикладкою:
«Ай же ты Грозный царь
Иван Васильевич!
Вот тебе грамота посольная
От Кострюка сына Кострюкова.
Чисти улки с приулками,
Конюшни опоражнивай,
Дворы разглаживай,
Питья размеривай,
Ества налаживай;
Ества были бы сахарине,
А питья медвяные;
И вываживай-налаживай
Красных девушек толпицами,
Молодушек станицами,
Удалых добрых молодцев ширинками».
Убоялся тут Грозный царь
Иван Васильевич
Грозы великия Кострюковыя:
И тут чистил улки с приулками,
Конюшни споражнивал,
Дворы разглаживал,
Питья медвяные размеривал,
Ества сахарние налаживал,
Тут вываживал-налаживал
Красных девушек толпицами,
Молодушек станицами,
Удалых добрых молодцев ширинками.
И наехал тут Кострюк Кострюков сын
На широкий двор на царскиий
Ко крылечку переному;
Идет по нову крыльцу,
Переклады гиблются,
Переходы колыблются,
Ступеньки подгибаются,
Идет в палату белокаменну,
Во гривню столовую,
Не крестит бела лица,
А государю челом не бьет,
А садится за столы дубовые,
За ества сахарние,
За питья медвяные.
И сидит за столом за дубовыим,
Не ест, не пьет, не кушает
И белы лебеди не рушает.
И говорит тут Грозный царь
Иван Васильевич:
«Ай же ты Кострюк Кострюков сын,
Молодой черкашенин!
Не ешь, не пьешь, не кушаешь
И белой лебеди не рушаешь?»
А царица-то крымская,
Поляница удалая,
Говорит царю:
«Ай же ты Грозный царь
Иван Васильевич!
Дал бы Кострюку,
Дал бы ты удалому
Борца поборотися,
Отведать сила богатырская,
А плечо молодецкое,
То штобы стал Кострюк
Есть, пить, кушати
И бела лебедь рушати.
А не дашь ему борчика,
Удала добра молодца,
Отведать сила богатырская,
Плечо молодецкое,
То всё твое царство припленит
И головней покатит,
А тебя, царя, в полон возьмет».
Тут говорит Грозный царь
Иван Васильевич:
«Ай же ты Федька-дьяк,
Молодой посол!
На ножку припадывашь,
Сподлобья выглядывать.
Поди-ко выскочи
Середи царства русского,
Государства Московского
И закрычи во всю голову,
Чтобы слышно было во всю Москву:
Есть ли в Москвы борцы
Добры молодцы?»
В Москвы борцов не случилося,
Случилось с Подпятницкой пятины,
С Подвологодской стороны
Два братца родимыих,
Они дети Ондреевы,
Родом поволжана;
Одного зовут Федькою,
А другого Михалкою.
Федька-то хвалится,
А Михалка нарывается
С Кострюком поборотися,
С молодым поломатися.
Будут борцы на дворцы,
Удалы добры молодцы,
И говорит Грозный царь
Иван Васильевич:
«Ай же ты Кострюк Кострюков сын!
Хлеб да соль на столе,
А бог тебе на стены,
А удалы добры молодцы
На дворе стоят».
Не орел головы здынул,
А Кострюк чрез стол скочил,
Зацепил ногой за скамью,
Тридцать татаровей придавил,
Тридцать поганыих задавил.
Татара лежат,
Будто мыши пищат,
А сами клянутся да проклинаются:
«Дай тебе господи
Скоком на двор идти,
А со двора раскоракою».
Он Михалку раз поткнул,
И в другой поткнул,
И третий поткнул —
Стоит Михаила не шатнется,
И желты кудри не стряхнутся.
Говорит Михайла-борец,
Удалой доброй молодец:
«Ай же ты Грозный царь
Иван Васильевич!
Благослови-ко Кострюка бороть,
Благослови-ко молода бороть,
И благослови рука-нога ломить,
А глаз вон воротить».
Говорит Грозный царь
Иван Васильевич:
«Ай же ты Михайла-борец,
Удалой доброй молодец!
Еще бог тебе пособил бы
Кострюка побороть, молодого одолеть,
И рука-нога ломить,
И глаз вон выворотить».
Тут Михайла-борец,
Удалой доброй молодец,
Припадывал пониже себя,
Выздымливал повыше себя,
Выше церкви соборныя
Михаила Архангела,
Креста Благовещенска,
Ивана Великого,
Отпускал о сыру землю.
Тут на нем кожа-то треснула
С белой шеи до гузна,
Рубашка-то лопнула;
Руку-ногу сломил
И глаз выворотил.
Тут царица крымская,
Поляница удалая —
В упалу приехала,
А не в упалу поехала —
Поехала по задним по выходам.